[изображение] [изображение] [изображение] [изображение] [изображение] [изображение] [изображение] [изображение] [изображение]
воскресенье, 04 января 2009
Грань между реальностью и фантазией определяет лишь наше воображение.
Не спрашивайте почему все еще здесь Так надо!
Значит все дружно идем вот сюда, читаем пост, смотрим фото, радуемся жизни и ставим оценку ПЯТЬ, потому что нам всем завидно и мы тоже так отдыхать хотим.
Вот так.
Значит все дружно идем вот сюда, читаем пост, смотрим фото, радуемся жизни и ставим оценку ПЯТЬ, потому что нам всем завидно и мы тоже так отдыхать хотим.
Вот так.
воскресенье, 07 декабря 2008
Грань между реальностью и фантазией определяет лишь наше воображение.
Полтора года назад, когда все только начиналось, она говорила мне, что не верит в отношения, что не является сторонницей моногамии и не видит во всем этом вообще никакого смысла. А я отвечал, что только в отношениях можно достичь того уровня близости, который позволит заглянуть достаточно глубоко в самого себя, чтобы чему-то научиться и вырасти. Прошло время и мы, какими мы были, тоже прошли. Я разочаровался в моногамии, она нашла в этом смысл. Мы были счастливы вместе, но и это тоже прошло.
Я не обижаюсь и не злюсь, по крайней мере, не сильно. В конечном итоге этот опыт пригодится нам в будущем. Смущает только, что расставание не перманентно и затянется почти на два месяца, но иначе я бы чувствовал себя слишком подлым и злым. Убитое время мстит и заставляет ждать, когда хочется незамедлительных изменений. Но, думаю, и с этим я справлюсь.
А еще, как будто это совсем не случайно, я открыл для себя прелесть секса без обязательств. Давно пора. Доктор Грегори Хаус – мой кумир, одобрил бы такое развитие. (Кстати, надо скачать новую серию, вчера ее должны были перевести).
Но, все вышенаписанное – вода, не имеющая особого значения. Самые главные выводы касаются не меня, а великого мексиканского гитариста Тома Морелло. Послушав его новый альбом, я понял, что революционеры в Rage Against The Machine сдавливали его потенциал консервативного кантри-фолк исполнителя. Вот это действительно круто, а все остальное – мелочи жизни.
Да здравствует Том Морелло и секс ради секса!
P.S. Больше я не стану вести этот блог, все изменилось. Кому интересно - читайте меня здесь.
Я не обижаюсь и не злюсь, по крайней мере, не сильно. В конечном итоге этот опыт пригодится нам в будущем. Смущает только, что расставание не перманентно и затянется почти на два месяца, но иначе я бы чувствовал себя слишком подлым и злым. Убитое время мстит и заставляет ждать, когда хочется незамедлительных изменений. Но, думаю, и с этим я справлюсь.
А еще, как будто это совсем не случайно, я открыл для себя прелесть секса без обязательств. Давно пора. Доктор Грегори Хаус – мой кумир, одобрил бы такое развитие. (Кстати, надо скачать новую серию, вчера ее должны были перевести).
Но, все вышенаписанное – вода, не имеющая особого значения. Самые главные выводы касаются не меня, а великого мексиканского гитариста Тома Морелло. Послушав его новый альбом, я понял, что революционеры в Rage Against The Machine сдавливали его потенциал консервативного кантри-фолк исполнителя. Вот это действительно круто, а все остальное – мелочи жизни.
Да здравствует Том Морелло и секс ради секса!
P.S. Больше я не стану вести этот блог, все изменилось. Кому интересно - читайте меня здесь.
пятница, 03 октября 2008
Грань между реальностью и фантазией определяет лишь наше воображение.
Здесь небезапасно.
вторник, 26 августа 2008
Грань между реальностью и фантазией определяет лишь наше воображение.
Я недавно ел грибы. Это были поганки.
Они безвкусные на вкус и зеленые в отваре. Для первого раза тридцати штук было бы достаточно, но я съел около сотни. Восемь часов моя нервная система умирала и рождалась. Я видел то, чего нет, или то, чего просто не видел раньше. Я не чувствовал себя, но ощущал то, что вокруг меня.
Судя по всему я умер. Кто-то теперь живет во мне, только осталось понять кто.
Я пойду вслед за белым кроликом, он приведет меня к ответам на все эти вопросы.
Они безвкусные на вкус и зеленые в отваре. Для первого раза тридцати штук было бы достаточно, но я съел около сотни. Восемь часов моя нервная система умирала и рождалась. Я видел то, чего нет, или то, чего просто не видел раньше. Я не чувствовал себя, но ощущал то, что вокруг меня.
Судя по всему я умер. Кто-то теперь живет во мне, только осталось понять кто.
Я пойду вслед за белым кроликом, он приведет меня к ответам на все эти вопросы.
воскресенье, 15 июня 2008
Грань между реальностью и фантазией определяет лишь наше воображение.
пока жив. но это, как и все другое - временно.
суббота, 03 мая 2008
Грань между реальностью и фантазией определяет лишь наше воображение.
Каждый день я с нетерпением жду, когда же он наконец подойдет к концу. И, кажется, больше я ничего не жду от своих дней. И если они сочтены, то дайте мне знать, я бы хотел, чтобы у моего ожидания появился смысл.
вторник, 22 апреля 2008
Грань между реальностью и фантазией определяет лишь наше воображение.
Сижу на работе. Прямо сейчас, в смысле. Сам себе кассир, продаю диски где-то на Просвещении, в моем распоряжении все скучные фильмы отдела, нафиг не нужные игры, и кучка дерьмой музыки.
Но я доволен: вновь распизяйство взяло верх надо мной и теперь я бездельничаю за копейки по граффику - неделя через неделю.
Жизнь рекрасна, словно произведение искусства, но меня не интересуют безделушки такого рода.
Но я доволен: вновь распизяйство взяло верх надо мной и теперь я бездельничаю за копейки по граффику - неделя через неделю.
Жизнь рекрасна, словно произведение искусства, но меня не интересуют безделушки такого рода.
пятница, 22 февраля 2008
Грань между реальностью и фантазией определяет лишь наше воображение.
суббота, 15 декабря 2007
Грань между реальностью и фантазией определяет лишь наше воображение.
VI VERI VENI VERSUM VIVUS VICI
(силой истины я еще при жизни завоевал вселенную (лат.))
Я бегу и не оглядываюсь. Мне не к чему оглядываться, я и без того знаю, что позади меня. Толпы разъяренных мутантов, вот что. За мной по пятам гонятся полуразложившиеся уроды всех мастей, искалеченные собственным слабоумием, поедающие мозги друг друга.
Я бегу что есть сил, а они ебутся прямо на улицах и пачкают стены дерьмом: срут и разбрасывают его повсюду, и поедают его.
Меня тянет блевать, но останавливаться нельзя, это может стоить мне жизни. Они убьют меня, но это только половина проблемы: они хотят заполучить мою душу. Основная опасность скрывается в их безумии.
Каждая из этих тварей, обладая тремя ногами, шестью членами или пульсирующими сосками вместо век, или еще черт знает чем, каждый треклятый монстр считает себя человеком, адекватным, вполне разумным, имеющим право на свободу мысли, слова, передвижений и остальной поеботины.
Но все они заслуживают только смерти. Я бы с огромным удовольствием убивал их по возможности медленно и очень жестоко. Я бы сдирал с них кожу, капал воск в глаза и засовывал иголки под ногти, только я уверен, что эти чертовы отродья невосприимчивы к боли. Я видел это собственными глазами. Видел, как лопаются гнойные пузыри на их сморщенной коже, как они отрывают себе конечности, на месте которых отрастают другие – но что бы с ними не происходило, они продолжали скалить острые и кривые зубы в ужасной улыбке, словно собираясь откусить тебе что-нибудь. Они пробрались всюду, и теперь эти мерзкие улыбки, сводящие с ума и бросающие меня в дрожь, можно увидеть везде в магазине, в метро и даже по телевизору.
Но я много наблюдал за ними, и я изучил их. Скорее всего, у этих мутантов есть свои люди в правительстве. Это заговор, и я его разгадал. Большая часть, судя по всему, уже мутировала, а остальным вкололи какую-то дрянь, или пустили по вентиляции галлюциноген, чтобы никто ничего не замечал и не пытался перебить всех монстров.
Не знаю, почему это дерьмо на меня не подействовало, но, похоже, только я один осознаю, что происходит вокруг. Единственное, что мне остается – это бежать. Бежать и не оглядываться. Бежать что есть сил от зомби напичканных взрывоопасным дерьмом. От их дружелюбных клыков и безумства в гноящихся глазах. Бежать от их плоти, одержимой уродством и невыносимой вонью, от испражнений, льющихся у них изо рта и ушей. Мчаться прочь от реальности, изнасилованной их мерзостью.
Я бегу без оглядки. Скорее всего, они доберутся до меня. Тогда мне вставят трубки в рот, нос и глаза, а потом накачают меня тем же самым дерьмом, из которого сделаны они сами. Так все и будет, стоит мне только один раз споткнуться, остановиться только лишь на мгновение.
А потом меня закопают в отходах и не поставят креста, чтобы, когда радиация изменит мое тело, я смог выбраться из своей могилы, незаметно для Господа-Бога, такой же бессмысленный и мертвый, как все остальные.
(силой истины я еще при жизни завоевал вселенную (лат.))
Я бегу и не оглядываюсь. Мне не к чему оглядываться, я и без того знаю, что позади меня. Толпы разъяренных мутантов, вот что. За мной по пятам гонятся полуразложившиеся уроды всех мастей, искалеченные собственным слабоумием, поедающие мозги друг друга.
Я бегу что есть сил, а они ебутся прямо на улицах и пачкают стены дерьмом: срут и разбрасывают его повсюду, и поедают его.
Меня тянет блевать, но останавливаться нельзя, это может стоить мне жизни. Они убьют меня, но это только половина проблемы: они хотят заполучить мою душу. Основная опасность скрывается в их безумии.
Каждая из этих тварей, обладая тремя ногами, шестью членами или пульсирующими сосками вместо век, или еще черт знает чем, каждый треклятый монстр считает себя человеком, адекватным, вполне разумным, имеющим право на свободу мысли, слова, передвижений и остальной поеботины.
Но все они заслуживают только смерти. Я бы с огромным удовольствием убивал их по возможности медленно и очень жестоко. Я бы сдирал с них кожу, капал воск в глаза и засовывал иголки под ногти, только я уверен, что эти чертовы отродья невосприимчивы к боли. Я видел это собственными глазами. Видел, как лопаются гнойные пузыри на их сморщенной коже, как они отрывают себе конечности, на месте которых отрастают другие – но что бы с ними не происходило, они продолжали скалить острые и кривые зубы в ужасной улыбке, словно собираясь откусить тебе что-нибудь. Они пробрались всюду, и теперь эти мерзкие улыбки, сводящие с ума и бросающие меня в дрожь, можно увидеть везде в магазине, в метро и даже по телевизору.
Но я много наблюдал за ними, и я изучил их. Скорее всего, у этих мутантов есть свои люди в правительстве. Это заговор, и я его разгадал. Большая часть, судя по всему, уже мутировала, а остальным вкололи какую-то дрянь, или пустили по вентиляции галлюциноген, чтобы никто ничего не замечал и не пытался перебить всех монстров.
Не знаю, почему это дерьмо на меня не подействовало, но, похоже, только я один осознаю, что происходит вокруг. Единственное, что мне остается – это бежать. Бежать и не оглядываться. Бежать что есть сил от зомби напичканных взрывоопасным дерьмом. От их дружелюбных клыков и безумства в гноящихся глазах. Бежать от их плоти, одержимой уродством и невыносимой вонью, от испражнений, льющихся у них изо рта и ушей. Мчаться прочь от реальности, изнасилованной их мерзостью.
Я бегу без оглядки. Скорее всего, они доберутся до меня. Тогда мне вставят трубки в рот, нос и глаза, а потом накачают меня тем же самым дерьмом, из которого сделаны они сами. Так все и будет, стоит мне только один раз споткнуться, остановиться только лишь на мгновение.
А потом меня закопают в отходах и не поставят креста, чтобы, когда радиация изменит мое тело, я смог выбраться из своей могилы, незаметно для Господа-Бога, такой же бессмысленный и мертвый, как все остальные.
воскресенье, 09 декабря 2007
Грань между реальностью и фантазией определяет лишь наше воображение.
ысокий худощавый мужчина стоял на автобусной остановке и ощущал это дыхание затылком – оно было холодное, как зимний ветер. Его звали Петр Александрович, ему было сорок семь, он сутулился и часто забывал бриться по утрам. Он стоял на остановке каждое утро, торопясь на работу, и каждый раз едва не опаздывал. Автобуса не было уже больше двадцати минут, которые показались Петру Александровичу целой вечностью. Иногда он ловил себя на мысли о том, что это время, которое он проводит здесь по утрам, составляет значительную часть его жизни, и, по крайней мере, запоминается ему лучше, чем все остальное, так же неизменно повторяющееся изо дня в день.
Он взглянул на часы – время, которого оставалось совсем немного, заставляло его поторапливаться, но он ничего не мог поделать.
Лицо Петра Александровича изобразило крайнюю степень недовольства и он, сунув руки в карманы, попытался отвлечь себя от пытки ожидания какими-нибудь размышлениями. Но вместо этого он погрузился в воспоминания.
Сначала в голову не приходило ничего особенного, всякие лишь ему интересные мелочи или забавные случаи из его юности и свои любовные приключения. Так ему вспомнилось, как подолгу красилась и как кокетничала с ним его первая жена.
Это заставило его улыбнуться, но потом Петр Александрович тут же вздохнул и нахмурился, когда в памяти возникли картины их расставания. Он не любил вспоминать об этом из-за череды трагических и нелепых происшествий, случившихся затем. Через год после развода его жена умерла, а их дочка стала замыкаться в себе и почти не разговаривала с ним. А когда он женился во второй раз, она, возненавидев мачеху и отца, ушла из дома.
С тех пор, как жизнь Петра Александровича стала однообразной, и отчетливо помнил он только эту автобусную остановку. Глубоко вздохнув и поежившись, он взглянул на часы еще раз. На все его воспоминания ушло только десять минут.
Вдруг он заметил женщину в белом пальто, стоявшую на остановке возле него.
- Холодно, - пробормотал он и снова поежился.
- О чем Вы задумались? – спросила женщина.
Ее голос казался приветливым, а взгляд выражал участие и доброту. Петру Александровичу стало не по себе от этого, но он ответил:
- Да так, вспоминаю всякое, - опять вздохнул он и неожиданно почувствовал желание продолжать говорить и даже довериться молодой незнакомке. – Жизнь пролетела так быстро, кажется, что я жду автобуса дольше, чем живу. Он не едет уже целую вечность – жаловался он, - словно этим чертовым автобусам плевать, что я опаздываю.
- Опаздываете? – переспросила незнакомка, не меняя своих интонаций, - куда же Вы так торопитесь?
Петр Александрович еще раз взглянул на часы.
- Через пятнадцать минут я должен быть на рабочем месте, - раздраженно пробормотал он.
- Но Ваши часы разбиты, - вежливо заметила женщина, а Петр Александрович пропустил замечание мимо ушей.
- Пятнадцать минут – это совсем недолго, я и не замечу, как они пролетят, если придет автобус! – прокричал он, замолк на мгновение и продолжил гораздо тише и даже, удивительно для себя самого – жалобно: Почему все мое прошлое вспоминается всего за десять минут, а настоящее тянется так болезненно долго? Почему ничего не происходит? Я не помню ни одного события за последний год, даже не помню, как давно у меня был последний день рождения!
- Два дня назад, - ответила женщина в белом.
Пораженный ответом, Петр Александрович попытался что-то ответить, но не смог. На глазах старика проступили слезы, и одна едва заметная капелька скатилась вниз по мелким морщинам на его щеке, словно по ветвистому руслу реки, и тут же замерзла паутинкой инея.
Холодный зимний ветер подхватывал снежинки и рисовал ими неповторимые орнаменты в тусклом свете фонарей. Девушка поправила воротник шерстяного свитера под медицинским халатом и, взяв дряхлого старика под руку, повела его обратно в приют.
- Не волнуйтесь, Петр Александрович, - ласково произнесла она, - просто у Вас часы разбиты, вот Вам и не разобраться во времени.
Они подошли к большому крыльцу старого дома, но старик попытался вырваться.
- Но как же автобус, - прошептал он, - я же опоздаю.
Его тихий шепот утонул в водовороте снежинок.
- Не останавливайтесь – настаивала санитарка, - на таком холоде и заболеть недолго. Пойдемте же скорее.
Она помогла ему подняться по скользким ступенькам и чуть подтолкнула его за порог старого дома, которому уже давно требовался основательный ремонт. Петр Александрович уже не сопротивлялся, он плелся вслед за санитаркой, не понимая, что происходит, и что это за место.
- Здесь время не дышит, - только шевелил губами старик, не замечая ничего вокруг.
В тишине старого разваливающегося на глазах здания только скрипел паркет и успокаивающе журчал голос санитарки. В этом доме не было никакого времени, кроме прошлого.
пятница, 07 декабря 2007
Грань между реальностью и фантазией определяет лишь наше воображение.
не нечего сказать. Я вообще стал гораздо менее общителен. Например, на работе я общаюсь только по работе, гореть мне в аду за тавтологию. Любые другие темы я затрагиваю крайне редко, да и то, с полным осознанием, что я это делаю только для создания видимости моего участия в жизни коллектива. Вообразите, насколько это удивительно я, который, как многие из вас знают почти не умолкаю; я, который сотрясает воздух с тысячами разных целей и смыслов, а то и вообще без смысла; я, который немыслим без несвязанного потока слов, льющегося из меня, прямо как сейчас, без остановок и даже коротких пауз, я… почти целый день молчу.Возможно, у меня повысилась самооценка, а, может быть, я попросту стал более разборчив – в людях, или в том, что говорю.
А еще мне очень не нравится моя прическа, и я искренне не знаю, что с ней можно сделать прямо сейчас. Ближе к концу декабря я клятвенно обещаю постричься и покраситься так, чтобы быть собой довольным.
Возможно, это многое изменит.
четверг, 29 ноября 2007
Грань между реальностью и фантазией определяет лишь наше воображение.
озвращаться, признаюсь, нелегко. Столько всего неуловимо поменялось за последние месяцы, что мне уже трудно разобрать, какие из всех изменений произошли вокруг меня, а какие во мне самом. Чтобы не путаться, не соскальзывать с заданных мною же тем и быть хоть сколько-нибудь последовательным – я расскажу вам все отнюдь не по порядку, но зато по пунктам, основательно и разборчиво.Учеба.
Как я уже писал когда-то, я благополучно стал студентом заочного отделения и учусь на юриста. Правда, слово «учусь» здесь вряд ли уместно: через две недели мне сдавать курсовик по правоохранительным органам, а я только-только начинаю (читать: собираюсь) шевелиться.
Работа.
Уволившись из Титаника, я почти два месяца валял дурака и углублялся в крайне неприятную, (но жизненно важную для процесса валяния дурака) субстанцию денежных задолжностей. Но в конце сентября я устроился официантом в ресторан «Месье-Патиссье», в котором мне сразу же все понравилось. Особенно меня потрясла лояльность и уважительная позиция начальства по отношению к работникам. Так же не может не радовать достойная оплата, превышающая среднюю ставку моих коллег по городу примерно в два раза.
Только вот говорить там не с кем и не о чем. Признаться, я впервые в жизни попал в окружение, полностью лишенное тяги к искусству, и как это ни прискорбно, с абсолютно дурным вкусом.
Друзья.
Где-то на фоне всего происходящего. Приятелей и знакомых не осталось вовсе – я пропал из их жизни, и выставил их, тем самым, из моей. Приятное ощущение. Но вместе с тем, так вышло, что я почти не вижусь с теми, кто мне поистине дорог, кто значим для меня и нужен мне. Я намерен это исправить, для этого мне необходимо решить некоторые проблемы, касающиеся совершенно материальных аспектов моей жизни, как, например, жилье.
Родители.
Я всегда вел себя скотски по отношению к ним, и у меня есть тысяча и одно оправдание, которые, разумеется, не лишены логики, но совершенно обделены смыслом. Я крайне жесток, а они продолжают терпеть своего избалованного единственного ребенка. Поэтому я хочу от них уехать.
Отношения.
Я ее люблю. С ней сложно, порой она невыносима, но она ведет себя так же, как и я, а себя я точно люблю. И пусть в ее голове творятся безумства, ощутимо отличающиеся от моих, но мы уже на столько неотличимы друг от друга, что это не имеет никакого значения. И даже несмотря, что ее кумир – Курт Кобейн, а мой – Дэвид Боуи, мы любим друг-друга и счастливы быть вместе.
Я сам.
Разумеется, у меня была куча творческих планов, которые я не воплотил в жизнь. Теперь, я предпочитаю называть это не планом, а идеей, таким образом, я снимаю с себя ответственность за их реализацию, и могу этим не заниматься.
О себе я пока что не стану ничего больше говорить, я изменил многие свои взгляды и это заслуживает отдельной записи.
Планы.
Планы мы теперь строим вместе. Их много, Очевидно, что большинство из них останутся только идеями. Но в одном я собираюсь быть настойчивым и воплотить желание в результат. Речь идет об уже упомянутом выше съеме жилья. Мы будем рьяно искать однокомнатную квартиру, в удобном месте за небольшие деньги (не смейтесь).
Об этом я сделаю объявление в отдельной записи в ближайшие дни, но, тем не менее, выскажусь и прямо сейчас:
Друзья, если у кого-то из вас, или у ваших родственников или знакомых есть однокомнатная квартира, которую они готовы сдать молодой паре, то, пожалуйста, свяжитесь со мной и дайте об этом знать. Если все всех устроите, то обещаю пригласить на новоселье и накормить потрясающим ужином!
На этом я, пожалуй, остановлюсь. По крайней мере, вы теперь имеете представление о том, что со мной происходило за время моего отсутствия здесь. А о том, что я чувствую по этому поводу, я напишу немного позже. Пожалуйста, наберитесь терпения, и я расскажу вам много разного и интересного.
четверг, 22 ноября 2007
Грань между реальностью и фантазией определяет лишь наше воображение.
Я люблю людей.
Но моя любовь к ним отвратительна: она заставляет меня ненавидеть их за то, что в большинстве своем они жалки, презренны и не достойны каких бы то ни было проявлений вышеупомянутой любви.
Впрочем, я не столь сильно отличаюсь от всех остальных, и все сказанное можно справедливо отнести и ко мне самому. Choose the life… Ха!
Я выбираю не саму жизнь, но сожительство, некую форму существования, где я и реальность стараемся не пересекаться и не нарушать границ друг друга.
Новости я расскажу потом, пока лишь замечу, что я украл из вашего мира одного человека, и она теперь живет со мной. Исключительно в моем мире.
Но моя любовь к ним отвратительна: она заставляет меня ненавидеть их за то, что в большинстве своем они жалки, презренны и не достойны каких бы то ни было проявлений вышеупомянутой любви.
Впрочем, я не столь сильно отличаюсь от всех остальных, и все сказанное можно справедливо отнести и ко мне самому. Choose the life… Ха!
Я выбираю не саму жизнь, но сожительство, некую форму существования, где я и реальность стараемся не пересекаться и не нарушать границ друг друга.
Новости я расскажу потом, пока лишь замечу, что я украл из вашего мира одного человека, и она теперь живет со мной. Исключительно в моем мире.
четверг, 23 августа 2007
Грань между реальностью и фантазией определяет лишь наше воображение.
бществознание – 4, русский – 5, литература – 5 – и я стал студентом заочного отделения… как ее там… «Российской академии права Министерства Юстиций Российской Федерации». Как говорится: врага надо знать в лицо.Заполняя сегодня договор, улыбнулся одному из пунктов: «7.1 Стороны освобождаются от ответственности за полное или частичное неисполнение обязательств по настоящему договору, если оно являлось следствием обстоятельств непреодолимой силы, а именно: - пожара, наводнения, землетрясения, постановлений Правительства России…»
Высоко они, однако, оценивают мощь нашего правительства =-)
суббота, 18 августа 2007
Грань между реальностью и фантазией определяет лишь наше воображение.
Кажется, прошло больше года, как я жил без телефона, чем вызывал постоянное недовольство всех тех, кто хотел меня видеть, но не мог поймать дома или в сети. И у меня были на то причины: у меня очень много друзей и знакомых, а я всего один, и в сутках всего двадцать четыре часа.
Но, так или иначе, ничто не вечно, и я рад сообщить вам, что у меня наконец-таки появился телефон (спасибо Дианке!).
Более того, помимо телефона, у меня теперь есть и свой номер, по которому вы сможете связаться со мной в любое удобное для меня время.
+7(962)722-29-30.
Итак, я свое дело сделал: контакт со мной стал прост и доступен всем, кто пожелает записать этот номер, но хочу заранее предупредить, что выцепить меня попить кофе, поболтать и весело провести время – все так же трудно. Просто теперь мне придется учиться говорить вслух, что я занят или не в настроении.
Но, так или иначе, ничто не вечно, и я рад сообщить вам, что у меня наконец-таки появился телефон (спасибо Дианке!).
Более того, помимо телефона, у меня теперь есть и свой номер, по которому вы сможете связаться со мной в любое удобное для меня время.
+7(962)722-29-30.
Итак, я свое дело сделал: контакт со мной стал прост и доступен всем, кто пожелает записать этот номер, но хочу заранее предупредить, что выцепить меня попить кофе, поболтать и весело провести время – все так же трудно. Просто теперь мне придется учиться говорить вслух, что я занят или не в настроении.
воскресенье, 12 августа 2007
Грань между реальностью и фантазией определяет лишь наше воображение.
37.1
бессмысленный авангард
красивый, глупый и страшный.
но меня не спасти.
я восхищен безумием,
Буковски, и Дэвидом Боуи;
я искренне рад;
что почти был буддистом,
но ничего не понял.
я стал похожим,
на что-то большое:
больше,
чем я,
и больше, чем смысл жизни.
Я не свой:
я отдался,
я отдан.
это кризис моей несвободы:
в радости освобождения.
бессмысленный авангард
красивый, глупый и страшный.
но меня не спасти.
я восхищен безумием,
Буковски, и Дэвидом Боуи;
я искренне рад;
что почти был буддистом,
но ничего не понял.
я стал похожим,
на что-то большое:
больше,
чем я,
и больше, чем смысл жизни.
Я не свой:
я отдался,
я отдан.
это кризис моей несвободы:
в радости освобождения.
среда, 08 августа 2007
Грань между реальностью и фантазией определяет лишь наше воображение.
се философы идиоты, все до одного. Даже те, кто говорил очень мудрые вещи, даже те, после которых оставались религии – все до одного идиоты. Только Будда выделяется чуть-чуть среди них всех, да и то тем, что в глубине души осознавал, как жестко он всех наебывает.Вы скажите, что я слишком критичен, а я скажу вам, что мой взгляд, что моя философия – точно такой же идиотизм, быть может, не так грамотно продуманный как у Конфуция. Кто-то не захочет меня слушать, и что же? – с тем же успехом можно послать в жопу Далай Ламу и насрать на Христа.
Любая жизненная философия, любая позиция и любой взгляд – это лишь вопрос нашего с вами ничтожного удобства.
Я хочу сказать, что христианам проще и привычнее считать себя говнюками и замаливать грехи, прося прощения и Господа Бога, а, например, какой-нибудь карьерист, чтобы совесть не рушила его и без того иссушенный практичностью мозг, убежден, что цели важнее средств. Точно так же наркоман, или просто бездельник, чтобы не расстраиваться, размышляет о бренности всего сущего, и ищет смысл жизни, вместо того чтобы хоть самую малость в этой самой долбанной жизни сделать.
Если вы не согласны – идите к Дьяволу! Если вы не верите в оного, то не ебите мозг, и просто промолчите. Хотя, впрочем, если вы согласны, то это тоже не меняет дела. Потому что мы все живем так, как нам удобно, и говорим только то, что соответствует нашему удобству, и срать мы хотели на все остальное. И это лицемерие, которое существует почти независимо от нас, оно обусловлено самим наличием разума у человека, которое, тем не менее, не запятнало лиц многих из нас, (к счастью, наверно).
Так что, мои хорошие, не слушайте меня, ни единого моего слова, ибо мне удобнее всего считать себя сверхчеловеком и гением.
Приятного вечера.
пятница, 27 июля 2007
Грань между реальностью и фантазией определяет лишь наше воображение.
атана приходит ко мне по ночам и, присев у изголовья, ласково поглаживает волосы. А я лежу, подтянув колени к груди, лицом к стене и молчу.
- Я знаю, что ты не спишь, - шепчет он мне и улыбается. Я не вижу улыбки, потому что я лежу спиной к Сатане, но мои глаза открыты. Я чувствую эту улыбку, ее трудно с чем-либо спутать, но продолжаю молчать.
- Я знаю, что ты не спишь, - вкрадчиво повторяет он, - иначе я бы не пришел к тебе.
Если бы я умел заплакать просто так, то я бы, наверно, заплакал, и Сатана тут не при чем. Еще до того, как он вошел в мою комнату, уменя вдруг защемило в груди, мне стало одиноко и тоскливо, до безумия. А еще страшно, видимо, оттого, что я не мог найти ни одной причины для внезапной волны охвативших меня чувств. И когда нелепость всего происходящего в моей сумасшедшей черепушке, явно пострадавшей от излишне хорошо развитого воображения и слишком долгого употребления наркотиков, достигла своего апогея,он вдруг пришел ко мне, сел у изголовья и стал гладить мои волосы. Сатана явнопытался успокоить меня, но пока у него ничего не выходило. А я лежал и не зналчто сказать, Только захотелось прошептать сквозь какую-нибудь гадость, но вышлосовсем иначе:
- Выходит, я тебя позвал, да?
- Да, – он провел пальцем о моей щеке, - Я прихожу, толькокогда меня зовут.
- И как это вышло, - не мог понять я.
Сатана негромко посмеялся.
- Очень просто, мой мальчик, ты умеешь различать свой страхи не прятать его в глупую злость.
Я закрыл глаза и набрал полные легкие воздуха. Легче нестало. Воздух оказался очень вязким и чересчур теплым, словно я вдыхал и выдыхал его уже не одну сотню раз. Впрочем, так оно и было. Мне подумалось, что стоит открыть окно. С другой стороны, тогда налетит целый рой прожорливых извонких комаров.
- Запомни купить сетку, как появятся деньги, - порекомендовал Лукавый. А я не запомнил.
- И чего я боюсь сейчас? – спросил я у него, открывая глаза и выпуская порцию вновь переработанного воздуха.
Сатана ответил не сразу. Мне вдруг искренне захотелось, чтобы он сказал что-нибудь вроде: «Тебе это лучше знать, мальчик мой», или:«Спроси у себя самого», тогда бы я мог преспокойно убиваться своим незнанием и дальше, но он убрал руку от моего лица и вздохнул. Так вздыхают очень близкие нам люди, когда мы вынуждаем их затрагивать темы, касающиеся нас, но которые они бы предпочли замять. Мне стало не по себе.
- Не оправдать ожиданий, - важно произнес Сатана, но я уловил в его голосе нотку из иронической октавы. Так, будто, он процитировал меня, а не высказал свое мнение. – Но ведь это не совсем так, мальчик мой,правда?
- Правда, - сдался я, - мне уже почти наплевать на ожидания.
- А вот это уже ложь в чистом виде, - улыбнулся мойсобеседник. Я опять не мог видеть этого, но испытывал странные ощущения: холодок по спине, но скорее похожий на приятную прохладу ветра, сорвавшегося стрепещущих листьев, в знойный день. – Только это все сейчас не важно, ты боишься на совсем другие темы.
- Почему ты не искушаешь меня? – попытался я уйти от его ответа.
- Потому что ты и без того искушен в соблазнах. Но боишься,что не способен дать женщине того, чего она хочет, - моя попытка провалилась с треском, уходя от ответа, я случайно пришел к нему, - Случайностей не бывает, - ответил Сатана моим мыслям и продолжил. – Ты боишься наскучить ей умными и важными разговорами, тебе страшно, что ей надоест твое внимание и забота, что ты сам перестанешь быть ей интересен, - он потрепал мои волосы и ухмыльнулся. - Покрайней мере, это лучше тех страхов, что были раньше, когда ты боялся, что скучно будет тебе.
Пожалуй, он был прав, мне даже не захотелось спорить с этим фактом, жужжавшим маленькой мухой в моих сонных извилинах. И как всегда бываетв таких случаях, эта муха расшевелила мозговую деятельность, породив новые мысли на заданную тему.
- Я не знаю как себя вести, - я снова открыл глаза, словно решился смотреть правде в глаза. Видел, конечно, только стену в пяти сантиметрах от переносицы, но смотрел на правду. – Я не хочу излишне давить на нее, тем более требовать чего бы то ни было, или как-либо ограничивать, но при этом мне страшно оказаться слишком мягким. Это не приведет ни к чему хорошему, и не понравится ни ей, ни мне. Я хочу, чтобы ей было легко и свободно со мной, и я хочу чувствовать себя сильными твердым, хочу заменить мягкость гибкостью, только не всегда знаю как.
- Вот видишь, - искренне обрадовался мой гость, - ты и без меня можешь справиться! Продолжай в том же духе, и у меня разовьется комплекс ненужности.
- Вопрос в другом, - продолжал я, - что с теперь с этим всем делать, и как себя вести.
- Вообще-то, если по-хорошему, - (странно слышать такое изуст Дьявола), - то это вопрос не ко мне, а скорее ко Всевышнему, я все-таки работаю больше со страхами. Но есть одна загвоздка.
- Какая же? - нахмурился я.
- Видишь ли, - едва ли не виновато улыбнулся Сатана, - Господь, сотворивший тебя и меня, располагая абсолютной мудростью ибезграничной любовью, вовсе не обременен при этом ни разумом, ни сознанием. По сути, он – это ВСЕ, а ВСЕ – это он. При таком положении дел, либо думалка у нас, либо у него одна на всех.
Я уловил, о чем говорил мне Лукавый, это было не так трудно представить, как могло бы показаться. Возможно из-за моей склонности к шизофрении.
- Выходит, - подытожил я, - спросить у него не получится.
- Спросить можешь, - пожал плечами Сатана, - только вот ответы он пришлет тебе в лучшем случае в виде загадочной случайности, но, скорее всего, конкретным опытом.
- Ясно.
И в правду все было ясно. Опыта не хотелось, хотелось ответов. А они обычно приходят ко мне совершенно неожиданно и сами по себе, какснег на голову.
- Слушай, Лукавый, а можно тебя спросить? – поинтересовался я.
- Валяй!
- Вот ты мне сейчас расписал все про Господа нашего всемогущего, и я, признаться, совсем не удивлен. Я даже, по правде сказать, ожидал чего-то подобного-преподобного. Ты вот мне лучше расскажи, а кто ты сам-то тогда получаешься?
- Это будет гораздо сложнее объяснить, - произнес он и задумался. А я повернулся на спину и взглянул на него. Он смотрел в мое окно,опершись на подлокотник дивана, и, казалось, совсем не шевелился, возможно, он даже совсем не дышит. Впрочем, это к лучшему: в комнате было и без того душно. Вдруг, так и не шелохнувшись, он тихо заговорил, – Представь себе, что часть Будды, соединяясь с Нирваной, пожелала остаться человеком вне времени и пространства; и добавь в это сумасшествие чуть извращенное представление о возможных формах прекрасного, например искусство убивать, или красота интриги, или еще что-нибудь в этом духе. Вот и получаюсь я во всей своей красе, исчадие зла и сеятель скверны.
Я невольно улыбнулся его определению себя. А он посмотрел на меня и тоже улыбнулся. Так, словно мы были старыми друзьями, давно не разговаривавшими друг с другом, но после случившийся вдруг беседы, с радостью осознавших, что понимание дается все так же легко, а общение выходит спокойным и непринужденным на любые, даже самые важные темы.
- Спасибо, - сказал я.
- Обращайся – ответил он.
И исчез. Наверно, пока я моргал, потому что случилось это в момент, но не показалось мне внезапным или неожиданным. Быть может оттого, что я все еще ощущал его странную, поистине дьявольскую улыбку. Не исключено, что он позаимствовал этот трюк у Кэрролла и его знаменитого Кота.
Я сладко потянулся до хруста в костях.
- Пора и мне в страну чудес, - зевнул я, поворачиваясь обратно к стенке. – Утро вечера мудренее.
Я был доволен, что у меня, наконец, появились вопросы, раньше чем ответы на них, а то я бы заподозрил себя в гениальности или шизофрении. А может и в том и в другом сразу, тоже неплохо. Впрочем, может быть уже? Может быть, я давно стал шизофреником, а воображением себя попросту оправдываю, чтобы не признаваться в безумии?
Нет, пока я еще в своем уме, в этом я уверен.
Сатана приходит ко мне по ночам, и?
Бог-то не приходит.
суббота, 21 июля 2007
Грань между реальностью и фантазией определяет лишь наше воображение.
сли выглянуть из окна моей комнаты, то по ту сторону незанавешенных старых рам с белой потрескавшейся краской, взгляд наткнется на обшарпанную желтую стену, буквально в двух-трех метрах от стекла, и маленькую крышу, на пол этаж ниже, чуть слева. С этой крыши зимой свисают причудливые сосульки, а летом она обычно закидана хабариками. Пожалуй, было бы очень тоскливо наблюдать такой вид каждый божий день, но меня спасает решетка, белая с пятнами ржавчины, она охраняет мои обои с фосфорными звездочками на них, от унылого и больного желтого, растекшегося во дворе колодце, которого, впрочем, я все равно почти не вижу. Мое окно словно утоплено в угол двора специально, спрятано от мира, как я прячусь в своей комнате.
Чтобы увидеть небо из моего окна, надо присесть на корточки и положить голову на подоконник, до боли изогнув шею. Я редко так делаю, низкий матовый серый я знаю наизусть, он такой же, как стена напротив, в тех местах, где сошла краска.
Признаться, я не очень люблю белые ночи. Серое небо, после захода солнца, становиться более легким, призрачным, как пыль, невесомым и больным. Оно подходит разведенным мостам над сонной Невой. Небо – это тоже своего рода мост, и становится особенно грустно, когда по нему не пройти. Я люблю ночь за густоту красок, когда серое небо озаряется тысячами фонарей, приобретая ядовито-желтый оттенок электрической безвкусицы. Как будто краска со стен моего двора невидимыми струйками поднялась вверх, а изодранные облака стали кровоточить, и может даже плакать от боли.
Тогда, я выхожу на лестницу, и курю, сидя на подоконнике, прямо над маленькой крышей, и слушаю, как дождь выстраивает свои непонятные авангардные ритмы. С этого места не видно моего окна, хотя до него не больше полутора метров, зато видно больше неба. Я смотрю на него через мутные прутья дождя, едва заметно улыбаясь ему. В Петербурге низкие мосты, и небо тоже низкое. Если забраться на крышу, то кажется, что еще чуть-чуть и можно дотронуться до него рукой, или даже взобраться на него. Пройтись куда-нибудь или направится к звездам, которые здесь так редко видно. А потом я тушу сигарету, и лениво спускаюсь обратно, в свою комнату. Сажусь рядышком с зарешеченным окном, и смотрю в монитор. У меня нет желания мечтать о небе. Мне хватает других фантазий.
Из моего окна очень трудно увидеть небо.
среда, 18 июля 2007
Грань между реальностью и фантазией определяет лишь наше воображение.
тымей меня жестоко, - шепчет она, задыхаясь страстью,глядя мне в глаза, не моргая.
В любой другой ситуации, в другое время и другом месте, менябы смутила такая просьба. С любой другой женщиной.
Я запускаю руку в ее волосы; рывком запрокидываю голову и жадно целую ее губы. Это опьяняет, сводит с ума; я перестаю осознавать, где кончаюсь я, и где начинается она. Я прижимаю ее к себе, кусаю шеи и плечи; вдруг я ощущаю непонятную силу во мне. Она не властвует, не подчинят; у нее нет цели, эта сила – часть моей природы, моя суть. Она зарождается где-то внутри меня, разливается по всему телу горячей кровью, кружит голову, туманит взгляд и вырывается страстью. Каждое мое движение, начинается из этой новой для меня энергии; она, крепко сжимая мою руку, отзывается на каждое из них. Наши тела извиваются, трутся друг о друга, слившись в безумстве наслаждения; мы кричим…
. . . . . . .
Часто мы упускаем суть значения слов. Возьмем, к примеру, слово «событие». Мы используем его, когда говорим о чем-то, что случилось с нами, или с кем-то еще. Так, кстати, мы отдаем себя во власть случайности. Со-бытие – это соединение с одной из форм бытия, с данностью окружающего нас мира. Выходит, эо не случайность; это действие.
Пожалуй, одно из моих любимых слов – «удовлетворение». Это древнее слово. «Уд» в старославянском – корень, означающий мужское начало,(отсюда, например, - удилище); «вле» - женское начало, (влечение), «о» -соединительная гласная.
Таким образом, слово «уд-о-вле-творение» означает творение мужского и женского начал, творчество сексуальностей.
. . . . . . .
Мы лежим на смятой и мокрой от пота простыни и курим, нежнои лениво лаская друг друга. На моем лице дремлет довольная улыбка, а она улыбается мне в ответ. «О чем ты думаешь?» - спрашивает она, «Я не думаю,» - подмигиваю я.
Я и взаправду не думаю. Я смакую расслабленность и чувство гармонии, я наполнен приятным теплом и ощущаю спокойную радость. И опять что-тоновое. Абсолютная уверенность; не в чем-то конкретном, даже не в себе; нет, скорее уверенность в жизни, в своем существовании, в том, что это все не зря ине просто так.
Это событие, на которое меня вдохновила женщина, это удовлетворение, в котором я был вне всех своих страхов, а значит открытый и искренний. Уверенность, которую яощущаю, сила, которую я неожиданно познал в себе, спокойствие, наполняющее меня– все это уходит куда-то вглубь, и это даже больше чем я. Что-то, что древнее меня, частью чего я являюсь, или, вернее сказать – с чего я начинаюсь.
Я лежу рядом с женщиной и улыбаюсь ей. Оттого, что чувствуюсебя мужчиной рядом с ней.
Именно это меня вдохновляет.
Больше я не боюсь.